— Знаешь, по-моему, мэтр не так уж плох, — помня об утренних откровениях некроманта, Ира не хотела, чтобы Миранда обижалась на будущего наставника. — Давай дадим ему еще один шанс.

— Только пусть своих жабо-мышков разгонит!

— Резонно, помоги-ка мне одеться, наверняка его светлость сейчас заявится для серьезного разговора.

— Ты же не дашь ему ругать меня, — хитрая некромашка обнимала тетку за шею, умильно заглядывая в глаза.

— Можешь не сомневаться!

Глава двадцатая, в которой героиня любуется шедеврами живописи

Напрасно Иришка поторопилась переодеться, никто не потревожил ее до самого ужина, на который их с некромашкой пригласила незнакомая служанка. От похода в столовую маркиза отказалась, ссылаясь на боль в ноге, и потребовала подать еду в свою комнату. Потом она долго рассказывала притихшей, жмущейся к ней в поисках ласки Миранде, сказки удобно устроившись на плетеном диванчике, стоявшем на балконе и любовалась на реку, словно старалась передать медленно и плавно текущему потоку все неприятности, как-то разом свалившиеся на ее голову.

— Идем, милая, я тебя уложу, а то ты совсем клюешь носом.

Сонная малышка только кивнула в знак согласия и направилась в свою спальню, крепко держа Иришку за руку. Отпустив горничную, девушка сама искупала притихшую Миранду и помогла ей надеть пижаму.

— Посиди со мной, — девочка завернулась в одеяло, как маленькая гусеничка.

— Конечно, а ты засыпай, — маркиза склонилась и поцеловала темно рыжую бровушку.

— Спой колыбельную, пожалуйста.

— Только не открывай глазки, — глядя в окно, где вечер прогнал тихие сумерки и теперь уверенно украшал небо яркими звездами и зажигал луну, Иришка запела:

Лунные поляны, ночь, как день, светла…

Спи, моя Светлана, спи, как я спала:

В уголок подушки носиком уткнись…

Звёзды, как веснушки, мирно светят вниз.

Лунный сад листвою тихо шелестит.

Скоро день настанет, что-то он сулит.

Догорает свечка, догорит дотла…

Спи, моё сердечко, ночь, как день, светла.

Она пела и думала о том, что не представляет себе расставание с этой рыжей занозой, так глубоко вошедшей ей под кожу. Меньше чем через месяц она должна будет уехать из Морено кастла, навстречу мужу, который скорее всего только обрадуется предстоящему разводу. Наверняка маркиз запретит ей видеться с Мирандой. О некроманте, который ей слишком сильно нравится, Аола и вовсе предпочла бы забыть.

Убедившись, что девочка крепко спит, Иришка поправила ей одеяло и вышла из комнаты.

В коридоре обнаружился Грегори. Он стоял, опираясь на незабвенный комодик.

— Мы можем поговорить?

Вместо ответа Иришка подошла и стала рядом. Некромант молчал, то ли ожидая ответа, то ли обдумывая предстоящий разговор. Аоле тоже не хотелось прерывать молчание. Ей вдруг вспомнилось, как Джимми Лэнгтон в моэмовском «Театре» кричал: «Если уж взял паузу, то тяни ее! Чем больше артист, тем больше у него пауза!» Чтобы чем-то занять себя она стала разглядывать картину, висящую напротив.

На изрядных размеров холсте была изображена сцена похищения сатирами молоденьких поселянок. Сладострастно улыбающиеся фавны хватали ужасно довольных этим обстоятельством пастушек, взваливали их на плечи и тащили в пышные кусты. Складывалось впечатление, что девы, собравшись в компанию по интересам, сами искали сатиров, уж больно счастливыми они выглядели, попав в руки озабоченных самцов.

«Интересно, а фавны вонючие? И почему девы так радуются? Они все поголовно извращенки или это какое-то магическое воздействие? А может быть сатиры непревзойденные любовники? Каково это заниматься сексом с таким волосатым мужчиной» — мысли скакали подобно резвым козлоногим фавнам. «Интересно, а Грег волосатый?» — она покосилась на некроманта. «Ой, чего-то я не о том думаю!» — но совершенно непристойные мысли упорно возвращались к стоящему рядом мужчине, хотелось чтобы он, взяв пример с нарисованных сладострастников, схватил ее в охапку и утащил в спальню. «Так, давай уже успокаивайся, и вспоминай, что ты замужняя женщина. Хватит глупостей!» — она постаралась отогнать ненужные мысли, но те с упорством возвращались, приводя с собой еще более неприличных подруг.

— У вас прекрасный голос, — Грег наконец-то решил прервать затянувшееся молчание.

«У тебя он тоже волшебный. И руки… Боги мои, как же мне нравятся твои руки!» — ничего не отвечая, Иришка смотрела, как один из сатиров повалил на травку молодую дебелую крестьянку и, задрав ей юбку, целовал бесстыднице целлюлитную коленку.

— Магда наказана, а Аннабел слегла.

— Что, ее жареный петух клюнул?

— Они вас больше не побеспокоят.

— Спасибо, — ей хотелось поскорее уйти, чтобы не наделать глупостей, спровоцированных нарисованными греховодниками.

— Это моя вина. Простите, — он говорил тихо.

— Я тоже виновата.

— Это просто безумие какое-то, но я хочу вас поцеловать, — в черных, как сама полночь глазах некроманта разгорался мрачный огонь. «Я тоже тебя хочу, но…»

— Милорд, у вас есть дети?

— Нет, — он даже растерялся.

— А вы представьте на минутку, что у вас дочь.

— Я не совсем понимаю…

— Что же тут непонятного? Просто поставьте эту придуманную девушку на мое место. Что вы думаете о ее похитителе?

— Я…

— Спокойной ночи, ваша светлость, — покачав головой, Иришка пошла в свою комнату, ужасно завидуя нарисованным пастушкам.

Глава двадцать первая, в которой героиня принимает воздушные ванны

Проклиная своего сексуального похитителя, маркиза вертелась на кровати, сбивая вышитые простыни. Прогнать воспоминания о сладких поцелуях черноглазого искусителя не могли ни мысленные внушения, ни прохладный душ. Вообще-то девушке хотелось искупаться в речке, которая завлекательно мерцала сейчас в лунном сиянии прямо за окошком, но сочтя затею с ночным купанием слишком опасной, она с тяжелым вздохом вернулась в постель.

— Интересно, а что он делает? — будучи женщиной умудренной, Иришка знала, что Грег скорее всего или спокойно спит, или зажал где-нибудь молодую служаночку, но, идя на поводу у распаленного воображения, представила, что он по неведомо откуда взявшейся веревочной лестнице поднимается на балкон. Было так легко поверить, что сейчас его высокая широкоплечая фигура на мгновение заслонит лунный свет. И отодвинув, надувающуюся парусом кружевную занавеску, он с грацией, какую не ожидаешь от такого мощного мужчины скользнет в комнату.

Быстро… Нет, он будет раздеваться медленно, позволяя ей любоваться разворотом широких плеч, проводить руками по плитам грудных мышц. И кубики… Пусть у него будут кубики, которые она обведет дрожащими от нетерпения пальчиками, постепенно спускаясь ниже и ниже…

Но тут воображаемый некромант, перехватил ее руку, остановив в каком-то дюйме от самого главного.

— Даже в моем воображении, ты постоянно командуешь, доминант кладбищенский! — Иришка скинула ночнушку, позволив едва ощутимому ночному ветерку коснуться разгоряченной кожи. Пальчики привычным движением накрыли грудь, воображение послушно нарисовало Грегори. Вот он склонившись к ней говорит о том, как она прекрасна, а потом его губы накрывают ее левую грудь, вызывая обоюдный стон наслаждения, он то целует чувствительную вершинку, то прикусывает, то зализывает, словно извиняясь за что-то. Длинные смуглые пальцы, не желая обидеть вторую грудку, начинают ласкать ее.

Иришка выгибается и стонет, не думая о том, что ее могут услышать любопытные слуги. Одной рукой она продолжает ласкать грудь, а другая тянется вниз, накрывает лоно и начинает легко скользить, постоянно задевая клитор… Наступивший оргазм получился не слишком то бурным, однако он прогнал скопившееся возбуждение и позволил ей уснуть.

Погоня осталась далеко позади, и сейчас она бежала, едва касаясь земли, и наслаждалась собственной хмельной радостью. Утренний лес вокруг был чудо как хорош. Прислушиваясь к многоголосому пению птиц, Иришка сама себе напоминала птицу счастливую и свободную. Казалось еще самую малость, и она взлетит, и будет парить высоко в небе, и петь, и все узнают, что в этом году охотники остались ни с чем.